Профессор Дэниел Гарсия обсудил внедрение четырехдневных рабочих недель и то, как могут выглядеть модели занятости в будущем. Станут ли пятницы новыми субботами или это выдача желаемого за действительное? Может ли четырехдневная неделя действительно увеличить производство и занятость? Или, если что-то звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, возможно, это действительно слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Профессор Дэниел Гарсия,
7 октября 2021 г.
Arabic version | English version | Spanish version
Экономисты, как известно, плохие прогнозисты. Лоренс Питер, известный за свой «Принцип Питера», пошутил, что экономисты «узнают только завтра, почему то, что они предсказывали вчера, не произошло сегодня». Среди длинного списка неудачных предсказаний выделяются два. Первое принадлежит Ирвингу Фишеру, который в октябре 1929 года утверждал, что цены на фондовом рынке «достигли постоянно высокого плато». Всего девять дней спустя произошел крах на Уолл-стрит, и его престиж как одного из самых ярких экономистов всех времен был окончательно подорван.
Второе предсказание появилось вскоре после этого. Джон Мейнард Кейнс в своем прекрасном эссе «Экономические возможности для наших внуков» (1930 г.) утверждал, что уровень жизни в конце XX века (измеряемый как доход на душу населения) будет в четыре-пять раз выше, чем во время написания его работы. В результате, утверждал Кейнс, подавляющее большинство людей будет уделять работе всего пятнадцать часов в неделю. Кейнс был прав в том, что доход на душу населения в большинстве стран мира вырос по меньшей мере в четыре раза, но он был впечатляюще неправ в своей оценке будущего продолжительности рабочей недели. Тогда Кейнс задал бы вопрос: «Если Вы так богаты, почему Вы так много работаете?»
С 1950 года трудовая жизнь среднего класса в западном мире изменилась на удивление мало. Большинство людей трудится пятидневными рабочими неделями с девяти до пяти, ежедневно совершая поездки до офиса и домой(по крайней мере, до того, как COVID потряс наш мир). Впоследствии эта схема была воспроизведена по всему миру — от Абуджи до Загреба, от Сантьяго до Сеула. В 24 из 28 стран ЕС работники-мужчины в среднем работают от 39 до 41 часа в неделю, и большая часть различий в годовом количестве часов на одного работника по всему миру обусловлена различиями в занятости женщин.
Однако в последние годы неполный рабочий день и нерегулярная занятость приобрели значительную популярность. Все больше и больше людей высказываются за сокращение рабочего времени и, в частности, за сокращение рабочей недели с пяти до четырех дней. Сторонники четырехдневной рабочей недели утверждают, что это приведет к повышению производительности труда, увеличит удовлетворенность жизнью и облегчит совмещение семейных и рабочих обязанностей, особенно среди работающих женщин.
Недавний пример — книга «Пятницы — новые субботы» экономиста Биркбекского колледжа Педро Гомеса. Гомес приводит аргументы в пользу введения четырехдневной недели в масштабах всей экономики, опираясь на классическую экономическую теорию и немного данных. Хотя современные политики могут утверждать, что четырехдневная неделя — это заговор «сумасшедших коммунистов», на протяжении многих лет ее одобряли многие известные экономисты. Пол Самуэльсон в 1970 году назвал ее «судьбоносным социальным изобретением». В 1972 году Американская ассоциация менеджмента провела опрос фирм, внедривших четырехдневную неделю, и обнаружила, что у большинства из них повысилась производительность труда, и только 3% сообщили о снижении производства. Всего два года назад компания Microsoft в Японии перешла на четырехдневную неделю, что привело к значительному повышению производительности труда. Почему же мы придерживаемся длинной недели?
Гомес утверждает, что работник не может в полной мере насладиться своим дополнительным свободным временем, если другие продолжают работать по пятницам. Досуг, утверждает он, — это коллективное благо: путешествовать, обедать, посещать концерты или проводить время лучше всего вместе с другими людьми. Следовательно, чтобы воспользоваться преимуществами четырехдневной недели, нам придется коллективно изменить нашу рабочую жизнь. Аналогичным образом, бизнесу выгодно иметь одинаковое рабочее время со своими поставщиками и клиентами. Отсюда следует, что для успешного перехода общества на четырехдневную неделю необходима видимая рука правительства.
Некоторые сторонники четырехдневной недели идут дальше и утверждают, что четырехдневная рабочая неделя механически снизит уровень безработицы за счет более равномерного распределения рабочего времени между работниками. К сожалению, это пример знаменитого заблуждения об «избытке труда». Нет никаких доказательств того, что сокращение рабочего времени приводит к снижению безработицы. Если бы сокращение количества часов, отработанных одним работником, привело к тому, что было бы нанято больше работников (чтобы поддерживать производство на постоянном уровне), то увеличение выработки за каждый час (более высокая производительность) привело бы к снижению занятости. Однако все происходит наоборот.
Есть и другие проблемы, на которые сторонники этой реформы не обращают внимания. Во-первых, хотя большинство работников действительно заявляют, что работают 40 часов в неделю, большинство фирм на самом деле не следят за их графиком. Некоторые работники доступны 24 часа в сутки 7 дней в неделю, в то время как другие работают удаленно только в удобное для них время. Четырехдневная неделя — это реформа 2020 года, которая соответствует деловому миру 1980 года. Во-вторых, население многих западных стран стремительно стареет, что приводит к нехватке квалифицированных работников многих профессий. Четырехдневная неделя была предложена для того, чтобы переманить некоторых работников на тяжелую работу, но вряд ли это будет долгосрочным решением. Наконец, неясно, является ли эта мера хорошей защитой работников и условий труда в эпоху растущей автоматизации.
